Другие. Дети Большой Медведицы

Их называют городскими сумасшедшими - безобидными чудаками, вносящими краску радостного безумия в серую гамму улиц. А если они просто играют в сумасшедших? Где грань между творчеством и безумием? И есть ли она? И что движет этими людьми - модное желание отличаться от окружающих или острая невозможность быть таким, как все? В этом попытались разобраться создатели документального фильма "Другие. Дети Большой Медведицы".

Черная клетка, белая клетка. Котелок, очки, трубка. Этот костюм Виктор Казаковцев называет "Гроссмейстер". Еще в его коллекции есть "прикид" пионера, моряка и сложная версия с неожиданным названием "Я иду в Караганду". При достаточной фантазии и наличии сэконд-хэндов можно собрать еще с десяток нарядов. А фантазии кировскому кутюрье не занимать. Тот факт, что на своей родной Вятке он не похож ни на кого другого, его совершенно не смущает. Даже наоборот. И чем ярче и эпатажнее наряд, тем комфортнее в нем Виктору.

Семен Сизенков после работы обходит супермаркеты стороной. Преимущественно той, где у этого магазина стоят мусорные баки. На мусорке, считает он, можно найти все что угодно - от еды до одежды и золотых украшений. Он из тех, кого называют фриганы. Это люди новомодного движения, идея которого - отказаться от покупок ради покупок.

Ольга Гавва сама не заметила, как начала ходить босиком осенью. Потом весной. И, наконец, рискнула - в морозы. Теперь обувь ей не нужна. Причем босые ноги - отнюдь не повод отказываться от метро или автобуса, а также от привычных процедур, вроде педикюра. Что это - эпатаж ради эпатажа? Или действительно - зов души?

Желание чудачества, легкого сумасбродства в той или иной степени присуще всем жителям большого города. А для людей творческих или тех, кто выдает себя за таковых - оно становится второй натурой.

Длинное пальто, огромная шапка. Ничего особенного. Он исчезает за дверями гардеробной, как обычный гость... Буквально через пару минут отсюда выйдет совсем другой человек. Властитель освобожденного пространства. Художник, не пишущий картин. Мастер перформансов. Андрей Бартенев похож на демиурга, творящего свой собственный мир.

Человек-пирсинг Владимир Ковалев когда-то был военным, жил не по велению души, а по уставу. Выйдя на пенсию, понял: жизнь только начинается. Фантазии, долгое время не дававшие о себе знать, вырвались на свободу. Он весь испещрен проколами, разрезал даже язык и однажды едва не лишился мочек ушей - что, впрочем, никак не сказалось на его экстремальном способе самовыражения. Еще Владимир обожает разукрашивать тело яркими красками, круглый год ходит в шортах и не обращает внимания на реакцию окружающих. И это при том, что ему недавно стукнуло пятьдесят два.

В большом городе придуманный образ, эпатажный внешний вид становятся лучшим камуфляжем. Сегодня людям не интересно содержание - все внимание приковывает форма. Чем больше в ней скандала, неожиданности, экстравагантности - тем вероятнее успех.

Игорю Попову двадцать лет. Он приехал в Москву из Перми. Его отец каждый день отправляется на смену к заводскому станку - скручивать кабель. А Игорь идет к стилисту. Превращаться в абсолютно другого человека. Он уверен: только так можно покорить столицу - полностью отказавшись от себя. Потому что простой пермский мальчик большому городу не интересен и не нужен. И вот Игоря Попова больше нет, а есть Леди Гага - в его исполнении.

Так кто они на самом деле? Чудаки, играющие придуманные роли, или безумцы, балансирующие на грани реального и нереального? Отверженные обществом, диктующим свои правила, или счастливчики, получившие уникальный дар жить в гармонии с собой?